В этих книгах герои очень похожи – они добрые. Доброта по нынешним временам порой досадный рудимент. Мешает смотреть и двигаться вперед. Тормозит и выводит из равновесия. Но иногда возносит и дает смысл жизни. Посмотрите на этих людей, вдруг они все же не лишние.
Не будет никаких маньяков, хитро закрученных психологических поворотов сюжета и внутренних монологов главного героя. О маньяках писать интересно, выигрышно и читатель охотно «клюет» на такое, жуткое. Книга Рубиной посвящена детству-отрочеству-юности вполне себе обычного человека, родившегося еще в советском Ленинграде, в семье врачей. О врачах тоже писать интересно, одни больничные байки чего стоят. А Дина Ильинична все-таки рассказчик настолько искусный, если ей в герои идет человек, с виду самый невзрачный, без особых красок, то она его так разделает-распишет… Любо-дорого.
«Больше всего Сеня любил, когда папа слушал больных. Иногда папе так нравились какие-то хрипы в легких, что он подзывал сына, вставлял ему в уши стетоскоп и просил больного глубоко дышать. Больной старательно дышал, глядя на мальчика послушными медленными глазами, а папа спрашивал: “Ну? Что ты слышишь?” – и сердился, если Сеня не слышал ничего.
Словом, детство Сеня провел между женской консультацией и психбольницей, строга́я щепки для вагинальныхпалочек или разглядывая психов.
Это отразилось на его дальнейшей судьбе: Сеня всю жизнь любил и оберегал женщин, но работал с сумасшедшими».
«Маньяк» Гуревич получился неказистый, нелепый, ни в лад, ни впопад. Его счастливое советское детство было омрачено либо хворобами, либо драками. Вечно он попадал в какие-то дурацкие истории, вылезал со своими невозможным шутками, особо никому не нравился и раздражал окружающих и даже собственных родителей.
Семен Гуревич не избежал врачевательской стези – куда ему в нормальный мир с его пограничной психикой? Поэтому будут в книге и байки, будут и чудесные истории спасения безнадежных: жизнь больницы всегда многообразна. Но и однообразна тоже, вызовы по «неотложке», составление анамнеза у шизофреников… Вечная беготня и безденежье, унылый быт. Но как такому нежизнеспособному, доверчивому, доброму растрепе Гуревичу страшно повезет. Повезет в любви, повезет с семьей. С деньгами, карьерой будет трудней. Даже когда березовый пейзаж сменится на пальмовый.
Рубина предложила читателям очень трепетное и нежное существо, с первого взгляда не похожее на мужика. Не пьет, не гуляет, не огогойничает. Скучный. Не герой. Зачем о нем было писать? Но если таким «маньякам» вдруг не останется места на земле, даже обетованной, кто будет уговаривать полубезумных от одиночества старушек, кто даст уверенность маленькому ребенку, что его папа – самый большой друг и защитник? Кто сможет сказать одним взглядом женщине о своей преданности?
«Маньяк Гуревич» – некое собрание картинок из жизни, их Рубина любит малевать-раскрашивать с особенной жадностью. Краски получаются выразительные и сочные, даже если «модель» с виду неказиста.
«В отделе трикотажа местного универмага работала продавщица Тося, замужним ветром занесенная из шикарного Ростова в эту дохлую Литву. Была она разбитной, сердечной и памятливой бабой, всех своих постоянных клиенток помнила в лицо и даже по имени, хотя возникали те только на летние месяцы. И всегда-то у нее припрятан был «для своих» особенный товар, и всегда она с беззаботным запевом: “Та шо той жжызни!” “Дама! – восклицала, – берите вот еще панталончики нежно-салатовые, это ж щасте! Берите, пока я добрая на трикотаж. Не жмитесь, шо той жжызни!”».
Так что не жмотьтесь на доброту, хотя она по-модному неактуальна.
Кому читать: поклонникам творчества Дины Рубиной; докторам; ценителям смешных, сердечных и «сочных» историй.
Жила-была девочка… в прекрасной большой, любящей семье, с бабушками-дедушками, куклами, обедами. А потом все покатилось под откос и рухнуло. Рыжей девочке пришлось повидать совсем другую сторону жизни, от которой обычно маленьких девочек стараются уберечь добрые родители. Мама рыжей Ирки, Галочка, нежная и прекрасная, отчаянно полюбила «не того». И довела ее эта любовь до ужаса ужасного… Обидно, что подрубили талантливую, смышленую, юную красавицу, превратили в нечто. Линия мамы в романе – очень жалостливая до слез. И поучительная.
«Дарагой Дедушка Мароз!
Меня завут Ирка и мне 7 лет. Я учусь харашо. Уже умею лепить вареники и хажу в магазин за буханкой черного. Прочитала всехо Робинзона Карузо и Снежную королеву. Мне ничего не нужно из теплой одежды, и кукла-невеста тоже ненужна. Сделай пожалуста так, чтобы мама болше не пила».
А пока мама страдала от любви в обнимку с бутылочками, девочка как-то росла и выросла. Как ни странно, избежала страшных историй, которые обычно случаются с девочками непутевых матерей в 90-е. Покрепче, чем мама, оказалась. Практичней: рассчитывать-то не на кого. Примеры «как прожечь жизнь за недолгое время» ясно стояли перед глазами, поэтому Ирка-рыжая начинает свой светлый жизненный путь как истинное дитя своего времени – с бесконечной учебы и работы. Сама себе хозяйка и строитель собственной судьбы. Перерастает своего возлюбленного «номер раз» и параллельно заводит роман уже с другим. Добрая девочка просто, отзывчивая. Тянет мать, пашет, как лошадь, и дает своему мужчине денег. Он талант, они многое пережили вместе. Потом на горизонте возникает третий, но, несмотря на деньги и образование, «мамкин сын». Мамка его, кстати, сыграла свою роль в жизни мамы-Галочки.
В «Рыжей» очень жалко Иркину родню, колоритных людей другой эпохи. У них увлекательные истории, характеры, собственные слова.
«Прабабушка всегда отдыхала с часу до трех, со всеми здоровалась за руку и большинство фраз начинала с «ишь ты». Принесенную живую рыбу неизменно глушила молотком. Верила в Бога и полтергейст. Мастерски готовила айнтопф [Айнтопф — немецкий классический густой мясной суп. Заменяет полноценный обед.], что означало «все в одном горшке», и изъяснялась странными словами. Начальника пожарной части называла брандмейстером, а важных чиновников — канцлерами. Варила Ирке клейстер, когда у девочки заканчивался канцелярский клей, и угощала ее подружек клецками. Круглый год, даже в тридцатиградусную жару, носила рейтузы. Никогда не выходила из себя. Не бранилась. Имела ясную голову и помнила все, даже то, что случилось полвека назад. Совсем не страшно молилась — будто пересказывала былины или сказания».
Даже описание свинского житья мамы-Галочки сердце щиплет. А вот собственная Иркина жизнь оказывается какой-то обыкновенной. Работоголик, как все девушки с высшим образованием и доходами чуть выше среднего. Не пьет, безупречная мама и хозяюшка. Но счастья полной ложкой не хлебает. Нет сучка-задоринки, нет какой-то блескушечки, даром что ли автор снабдила героиню такой огненной шевелюрой? Мужики ее тоже предсказуемые. И финал какой-то… сгинет в быту.
Ирина Говоруха сама рыжая красотка, известный блогер, пишет о женщинах и для женщин.
Внимание: в книге присутствуют достаточно откровенные сцены.
Кому читать: тем, кто любит истории о женских судьбах; тем, кого баловали и любили в отчем доме; тем, кто считает свою жизнь обыденной.
В армянском городке Берд умирает отец семейства, каменщик Симон. Все бы ничего, патриарх упокоился в почтенном возрасте, окруженный детьми и внуками. Но среди скорбящих, наравне с вдовой, к гробу покойного собрались и его зазнобы. Событие века для тихого Берда, где все знают друг друга как облупленные. Но скандала не получается – девушки давно бабушки и делить им уже стало некого.
«Вокруг гроба расселись вдова и бывшие пассии, потягивали домашнее вино и, разгоряченные то ли спиртным, то ли беспомощным видом Симона, откровенничали “за жизнь”. Вдовая Сильвия, сдвинув на затылок фетровую шляпу и выставив на обозрение сотоварок почти лысую голову, жаловалась на поредевшие волосы. Софья, сняв фальшивый жемчуг и оттянув ворот водолазки, демонстрировала некрасивый шрам, оставшийся после операции на щитовидке. Элиза с горечью призналась, что сыновья, вознамерившись открыть свое дело и понабрав кредитов, еле сводят концы с концами и потому вся ее одежда приобретена не в приличном магазине, а в секонд-хенде, чуть ли не на развес. Сусанна же с упоением жаловалась на высокомерную городскую свекровь: “Старая грымза попрекает меня деревенским происхождением, а сама рюкзак называет лугзагом!”».
Чего таить греха, любил Симон затевать романы. Каждую свою «ануш» выбирал каким-то неведомым чутьем. А возлюбленные женщины бердского Казановы были с такими заверченными-закрученными судьбами и характерами, что Анна Каренина просто кекелка по сравнению с ними.
Сильвия – девочка, которую так измордовал муж, что она чудом осталась живой и здоровой. Элиза, лишенная внимания и ласки, обыкновенная, но осененная невероятным даром. Балованная и своенравная Софья, неординарная Сусанна… На этих хорошеньких, милых и пока абсолютно безгрешных девочек судьба взвалила свой тяжкий крест.
«Софья выглядела вполне счастливой, и таковой она, в сущности, и была, но иногда, когда никто этого не видел, она вытаскивала из глубокого деревянного сундука стопки постельного белья, извлекала спрятанную от посторонних глаз продолговатую шкатулочку с нитью искусственного жемчуга, которую она никогда не носила, но очень берегла. Ожерелье ей на прощание подарил Симон, попросил надеть, отошел на шаг и долго, по-детски восторженно любовался ею, называя богиней. Софья не сомневалась, что, если бы не роман с ним, она бы никогда не смогла родить».
Когда Христос шел по своей дороге страданий с крестом на спине, то некого Симона, возвращавшегося с поля, заставили помочь нести его тяжкую ношу. Есть вариант этого эпизода из Нового Завета, когда Симон добровольно вызвался помочь Иисусу. Неважно. Симон разделил страдания, а не только постель каждой своей женщины. Подставил плечо, вручил дары. После своей смерти, покидая дом и Берд, Симон, перебрав свои романы, как четки, неожиданно задумывается, кто же был для него «самой-самой».
«Элиза случилась в самом эпицентре Симоновых терзаний, когда он разумом уже понимал, что жить нужно начинать по-другому, но душой с перспективой аскезы не смирился. Она взяла его сердце в свои руки, осияла бережным и ясным теплом – и ушла, оставив о себе воспоминания, гревшие его всю жизнь».
В маленьком Берде нет моря, но все жители хоть раз, да чувствуют его неуловимый запах. В маленьком Берде знают цену страсти, несмотря на вековые устои поведения армянских женщин. В маленьком Берде отпускают грехи, если они по любви.
Кому читать: тем, кто мечтает попасть в Армению; тем, кто страдает без любви и внимания; тем, кто не ел супа из просвирняка.
Лика Блюм, эксперт по новостройкам